Ока и пляжОка и ЯченкаПомимо походов в бор и на Яченку по выходным, купаться ходили и на Оку. В то время в Оке купаться было разрешено. Пляжей в Калуге в разные времена было несколько, но официально оборудованных было два.
Этот пляж я совсем не помню, видимо, во времена моего детства его уже не было.
А тот пляж, который помню я, был ниже моста. Вот несколько фото разных лет.
Пляж был довольно хорошо обустроен, там были не только зонтики, но и душ, турник, медпункт.
Однажды все собирались на пляж, но деду надо было еще по каким-то делам зайти в парк. Кажется, кто-то из его приятелей, с которыми он играл в шахматы в парке, должен был с ним там встретиться. На пляж мне не очень хотелось - купаться мне там почти не разрешали, поскольку плавать я не умел, а течение в Оке сильное. Поэтому я пошел с дедом - в парке можно было к тому же получить бонус в виде мороженого. Мороженое мне дед купил, но вот на пляж из парка мы пошли не как я ожидал, и это было приключение. Из парка к Оке проще всего было попасть спустившись по лестнице, которая начиналась от калитки в его юго-западном углу. Но мы вернулись к главному входу, прошли арки Присутственных мест, пересекли Березуйский овраг по Каменному мосту.
Этого я, конечно, не помню в таких деталях, но другого пути нет. Конечно, можно овраг и не по мосту перейти, но это я бы запомнил. Но зато хорошо помню, как мы идем по городу, шумят машины, гудят троллейбусы, день выходной и на улице достаточно многолюдно... Сворачиваем за угол, потом еще - и город исчезает. Вокруг ни машин, ни прохожих. Тишину нарушает только редкое кукареканье да ленивый собачий перебрёх. Домики деревянные, заборчики покосившиеся... Фото, конечно, современное. Помню, я настолько растерялся, что даже забыл спросить у деда, куда это мы попали. Улица упиралась в густые заросли, но дед шел не сворачивая, и я за ним. Оказалось, что это не тупик, а сквозь чащу вниз идет лестница, просто с улицы она незаметна.
Дед нырнул в эту чащу и пошел вниз по лестнице. Старые деревянные ступени скрипели под его весом. Я шел следом. Ступени были разной высоты, перила были шаткие, кроны деревьев над головой смыкались, и мне казалось, что мы вошли в какой-то туннель. На современном фото все выглядит, конечно, не так загадочно. Но и я был маленький. Лет восемь, кажется. День был солнечный, но тут был полумрак, влажный и душный, как в джунглях. И мне казалось, что сейчас мы спустимся, туннель кончится - выход из него маячил внизу ярким желтым пятном - а там не пляж и не речка, а африканская саванна, по которой гуляют жирафы и слоны. А вдали виднеется гора Килиманджаро. Конечно, никакой саванны на выходе не оказалось. Но мне уже и не очень хотелось - я к тому времени устал, а в Африке, как я знал, много опасных животных, от которых надо было бы, как я думал, убегать... Пляж закрыли, кажется, в начале 80-х. С Окой у меня связано еще одно яркое детское воспоминание. И тоже из конца 1970-х годов. В то время мои родители часто ходили в Морской клуб ДОСААФ, и иногда брали с собой и меня. Там было интересно. У входа стояли настоящие, хоть и разряженные, конечно, морские мины с торчащими во все стороны рогами. Мины были покрашены черной масляной краской и блестели на солнце. В здании и вокруг него постоянно что-то мастерили, строили, чинили, пахло краской и олифой, иногда бензином. На берегу и у пирса были вёсельные шлюпки-ялики, моторные лодки.
И там был синий сарай, где хранилось то, что компания моих родителей брала с собой в походы: котелки, посуда, походная одежда. Даже был настоящий, не электрический самовар!
Перед сараем была скамейка, а после нее сразу начинался крутой склон, почти обрыв. На этой скамейке я часто сидел вечером, когда у воды играть было уже нельзя, и ждал, пока родители закончат свои взрослые дела и мы наконец пойдем домой. Возвращались мы обычно когда темно еще не было. Поднимались вверх по Набережной на площадь Ленина, садились на троллейбус и ехали домой. Но однажды что-то случилось. Я сидел на скамейке и ждал родителей. Уже начинало темнеть, но их все не было. Пришли они когда уже почти стемнело, сели на скамейку и долго сидели молча. Уже зажглись фонари на мосту, за рекой мерцали редкие огоньки, а дорогу, убегавшую по правому берегу куда-то за горизонт и вовсе было не разглядеть. В речке дрожала полная луна. Становилось прохладно. На танцплощадке в парке начались танцы. Прозвучало несколько песен, потом наступила пауза. А потом я услышал On ira Это потом я узнал, что дядьку, который поет эту песню, зовут Джо Дассен, что песня называется "Бабье лето", что поет он на французском языке. Много чего я узнал потом, а тогда я сидел, очарованный голосом и мелодией, смотрел то на луну в реке, то на далекий правый берег и чувствовал, что просто растворяюсь в этой песне. Это было совершенно новое, и потому очень яркое ощущение... Около 10 лет спустя, мы с девчонками сбежали с ужасно скучных танцев после вручения дипломов в Клубе железнодорожников и пришли в парк. Той танцплощадки уже не было, было открытое кафе, но у нас совсем не было денег. В кафе звучала музыка, мы качались на качелях. Начиналась какая-то новая жизнь, но какой она будет мы не знали. У всех было как минимум два варианта: поступать в институт или ехать работать по распределению. У меня же еще в перспективе маячила служба в армии. В общем, полная неопределенность. Устав качаться мы уселись на лавочки. Я закурил, девчонки строили планы на ночь. Мнения разделились: кто-то хотел купаться, кто-то - гулять всю ночь по городу. В кафе поставили пластинку Джо Дассена. "On ira où tu voudras, quand tu voudras. Et on s'aimera encore, lorsque l'amour sera mort...", - пропел я вместе с Джо Дассеном. "Ты знаешь французский?" - спросила девочка, сидевшая рядом. "Нет, - ответил я, - просто лет с десяти помню как это звучит. И оно мне нравится." Партия купальщиц наконец одержала победу над партией гуляльщиц, будущее стало немного более определенным, и мы пошли к выходу из парка.
Ока и Яченка |